Гайджин - Страница 91

Пилар заколебалась. Ее взгляд переходил с Алекс на сестру Стоунз, а от нее — на Оскара Коля. По-видимому, девушку обучили, как следует обходиться с гостями, но Стоунз, мерзкая карлица, и знать об этом не хотела. Она желала любой ценой выдворить Алекс. Повысив свой гнусавый голосишко чуть ли не до визга, она сказала, что если Пилар не понимает английский язык, то тогда ей придется убраться в родной Хуарес на ближайшем же автобусе.

— Это не так уж трудно и устроить, милочка, согласись, — проверещала она.

Коль, старательно избегая взгляда Алекс, продолжал молчать.

Пока сестра Стоунз, повернувшись спиной к Алекс, привлекала всеобщее внимание, Алекс совершила то, ради чего пробралась в дом Колей. Она схватила фотографию со стола и сунула ее в сумку, висевшую на плече. Она с такой быстротой затолкала фотографию в сумку, что совершенно забыла о дорогих солнечных очках от Ива Сен-Лорана, которые хрустнули при соприкосновении с довольно-таки увесистой рамкой. Впрочем, Алекс и не услышала хруста, слишком уж она была напугана.

Алекс управилась вовремя. Буквально секунду спустя гадкая карлица повернулась к ней.

— Ваша машина загораживает дорогу карете «скорой помощи», миссис Бендор. Не будете ли вы любезны передвинуть ее в другое место?

— С удовольствием. Оскар?

Коль услышал ее, но не отвел глаз от носилок, где лежала его жена. Неожиданно для Алекс, он встал на колени перед носилками и, погладив жену по голове, что-то прошептал, близко нагнувшись к ее лицу. И только тогда Алекс поняла, как Коль любил жену, пожалуй, столь же сильно, как и де Джонг.

С бьющимся сердцем, так и не поговорив с Колем, Алекс вышла из дома. Вот сейчас она включит зажигание, уедет прочь из этого дома, подальше от кошмарной карлицы, и остановится у ближайшего бара, чтобы глотнуть чего-нибудь крепкого, чего-нибудь такого, что в просторечии именуют «тигриной мочой». Так сказать, для успокоения нервов.

Потом она позвонит Саймону и расскажет о своих подвигах, а главное, объяснит, почему она все это сделала и как.

Глава 15

Токио

Июль 1983

Находясь в своей штаб-квартире, подвальном помещении без окон, де Джонг внимательно наблюдал, как один из его прислужников-якудза, пожилой человек по имени Такахара, положил левую руку на застланный чистой скатертью низенький столик, стоявший между ними. Двое мужчин, подложив пятки под ягодицы, сидели на полу, который был закрыт четырехугольными плетеными подстилками. Де Джонг был в синем кимоно, головной повязке и белых носках. В правой руке он держал складной веер из бамбуковых тростинок, стянутых прочной длинноволокнистой японской бумагой. Веер был старый, металлические скрепы во многих местах утеряны, а роспись — на веере был изображен садик при храме в Киото и горное озеро зимой — потрескалась и выцвела. Впрочем, о том, чтобы заменить его другим, не могло быть и речи. Когда-то этот веер принадлежал Касуми.

Такахара носил цветное кимоно. Его крупная голова была коротко острижена, а на левой стороне лица кожу стягивал складками безобразный шрам, напоминание о ране, нанесенной мечом, полученной Такахара на службе у своего оябуна — Руперта де Джонга. Десяток лейтенантов и рядовых якудза стояли тогда за его спиной и были готовы в любую минуту помочь исполнить наказание.

Сейчас Такахара явно нервничал и был раздражен из-за мучавшего его геморроя. Такахара отличался повышенной сексуальностью и прижил тринадцать детей от двух жен и нескольких любовниц. Свои необычайные способности он объяснял тем, что дважды в день съедал чашку поджаренных водорослей и маринованной капусты. Иногда де Джонг думал, не от этой ли диеты у Такахара такой скверный характер, хотя следовало признать, что те мерзости, которые тот позволял себе по отношению к людям, иногда оказывались на руку гайджину. По крайней мере, Такахара удавалось без видимых усилий заставить владельцев бань и баров для гомосексуалистов выплачивать часть прибыли де Джонгу. Такахара отлично справлялся также и с ролью рэкетира. Короче, находясь на службе у гайджина, он мог выполнять любую, даже самую грязную работу.

Недавно он обзавелся новой подружкой — семнадцатилетней девицей с крашеными рыжими волосами и золотыми коронками. Ее сексуальные аппетиты были под стать Такахара, и они отлично ладили на этой почве. Девицу звали Томико, и она работала в одном из ночных клубов де Джонга, там, где обнаженные девицы, расхаживая вдоль огромной, полукруглой стойки бара, предлагали клиентам резиновые фаллосы с тем, чтобы опробовать их тут же, на месте. Некоторые наиболее пьяные или доверчивые из посетителей позволяли увлечь себя под этим предлогом в комнаты наверху.

Клуб находился на расстоянии всего одного квартала от штаб-квартиры де Джонга, темного массивного здания в старом районе Токио Асакуза, традиционно служившего местом для увеселительных забав. Раньше здание занимал португальский банк, затем там устроили школу для борцов-сумоистов, а еще позже в здании помещалась администрация американских оккупационных сил. Темные аллеи Асакуза, уличные давки, крытые переходы и рынки на свежем воздухе по-прежнему напоминали о древней Японии. Кроме того, район был раем для покупателей, поскольку цены на товары здесь были ниже, чем где-либо еще в Токио. Тысячи и тысячи посетителей заполняли ежедневно переулки и улицы Асакузы в надежде сделать выгодные покупки.

Однако Асакуза оставался, прежде всего, центром развлечений, которых было здесь предостаточно: в барах со стриптизом, пивных залах, ночных клубах и в знаменитом театре Хокусаи, где в грандиозном шоу участвовало около трехсот красивейших девушек. И по сегодняшний день район Асакуза оставался тем же, чем был в течение более полутора тысяч лет — воплощением укийф — вечного движения мира. Чувственная жизнь воспринималась как данность. Здесь жили одним мгновением, наслаждаясь луной и осенними листьями, музыкой и женщинами, здесь плыли по течению, не задумываясь о будущем.