Гайджин - Страница 79

В соответствии с тайным договором Марвуд должен был иметь дело лишь с де Джонгом или Каннангом. Когда с ними нельзя было связаться непосредственно, чемоданы с наркотиками или деньгами забирал Алан Брюс. Как и обещал Каннанг, де Джонг оказался весьма щедрым партнером. Но его щедрости мог прийти конец в случае его ареста или гибели. И Алекс Бендор была именно тем человеком, который имел возможность добиться этого, особенно если бы ей позволили действовать по собственному усмотрению. Она оказалась единственным человеком из ее группы, пережившим схватку с гайджином и его людьми. Она, фактически, оставалась последним из агентов, кто обладал достоверной информацией о де Джонге, и жила с единственной целью — поведать об этом миру. Напрашивается вопрос — в состоянии ли она навредить де Джонгу и Марвуду? Более чем вероятно.

«Все, что я когда-либо хотел от жизни, сводится к одному — спаси меня, Господи, от неприятностей. Всякого рода», — рассуждал про себя Марвуд. И ничего больше. По иронии судьбы, за дорожное происшествие в сорок пятом году Марвуда наградили. Де Джонг оказался прав — потеря ноги добавила веры его россказням.

Марвуд закончил одеваться и присел на край постели перед столиком, чтобы выпить чаю с коньяком. Ему предстояло предать Алекс во второй раз, совесть у него все же была не чиста. Но за многие годы компромиссов укоры совести почти не беспокоили Майкла и уговорить себя не представляло большого труда. В сущности, совесть Марвуда превратилась в его союзника. Уже давно Марвуд не пытался судить себя по законам морали. Доступ в общество ему открывали деньги, которые поступали от де Джонга. Из этого следовало, что с де Джонгом ничего не должно было случиться.

Марвуд обнаружил бланки с грифом отеля и тщательно печатными буквами написал несколько строчек. Затем он поставил на столик кассетный магнитофон, но, взглянув на часы, обнаружил, что опаздывает, и стал работать быстрее. Он проверил написанное еще раз и позвал в спальню Алана Брюса. Алану было приказано изучить записку, задать в случае необходимости вопросы и прочитать написанное вслух. После этого Алан продиктовал текст записки на магнитофон.

— Женщина, которую видели в парке Гонолулу, — Алекс Бендор, причем, Бендор — фамилия по мужу. Произносится как Б-Е-Н-Д-О-Р.

Она вдова и проживает в Гонолулу с сыном, своим единственным ребенком. Он в настоящий момент является владельцем оздоровительного клуба, также расположенного в Гонолулу. И мать, и сын проживают по одному адресу в пригороде под названием Маунт Танталус. Миссис Бендор владеет книжным магазином в районе торгового центра в Вайкики. Магазин носит название «Кантос» и назван в честь эпической поэмы Эзры Паунда.

Марвуд дважды прослушал запись, поблагодарил Алана Брюса, затем положил кассету в конверт и заклеил его. После этого он передал конверт Алану, который сунул его во внутренний карман пиджака.

В автомобиле, который вез Марвуда в Госдепартамент США, Алан Брюс сел на переднее сиденье рядом с водителем — тем самым японцем со шрамом на щеке, который встречал их в аэропорту Далласа. Как только машина отъехала от отеля, Брюс вручил конверт водителю и сказал, что послание должно быть как можно скорее вручено Фрэнки Одори, проживавшему в Нью-Йорке — и никому другому. Шофер выслушал его, не произнеся ни слова в ответ, и по-прежнему смотрел только прямо перед собой.

Марвуд, расположившийся на заднем диванчике, отметил про себя, что водитель носил галстук-бабочку черного цвета. Этот галстук нисколько не напоминал тот, который Марвуд подарил де Джонгу, но он напомнил дипломату о его старом приятеле по Итону и о цепях, незримо сковывавших их. Их бремя почти не ощущалось Марвудом, но со временем, они стали такими прочными что разорвать их стало невозможно.

Глава 13

Гонолулу

Июль 1983

Детектив, лейтенант Раймонд Маноа, потягивая молочный коктейль, сидел в «датсуне», поглядывая в окно на толпу, состоявшую сплошь из одних мужчин. На его глазах проходило открытие нового бара для гомосексуалистов на Хоутел-стрит. На вкус Маноа здание выглядело не блестяще, но, к его огромному удивлению, клуб гомиков удостоился того, чтобы его сфотографировали для респектабельного журнала «Лучшие дома и сады». Новейшее заведение называлось «Адресная книга» и выглядело нисколько не лучше прочих. Очередная дыра в респектабельном районе нижнего города. Притончик расположился между магазином, торговавшим китайскими приправами и травами, и не слишком процветающим вьетнамским рестораном. Кто бы ни был владельцем нового бара, он выложил немало монет на устройство и украшение парадного входа. Дверь была изготовлена из лучших пород дерева, прекрасно отполирована и имела подвижную металлическую шторку из сверкающего белого металла. Окно рядом с дверью было закрыто темным тонированным стеклом, которое, как и во всех заведениях подобного рода, не позволяло зевакам заглядывать внутрь и показывать пальцами на посетителей.

Два здоровенных парня с Самоа в черных шелковых рубашках и белоснежных брюках стояли по краям двери и проверяли пригласительные билеты — маленькие записные книжечки с адресом и телефоном бара, вытисненными на обложке. Раймонд Маноа подумал, что пригласительные билеты несут на себе отпечаток дешевого шика и дурного вкуса, характерных для такого рода заведений. Дерьмо собачье. Нельзя сказать, что детектив себя чувствовал уютно среди этих людишек. Вот тоже умники собрались! По правде сказать, в Гонолулу постоянно было не более двух-трех подобных баров но, будь на то воля Маноа, он прикрыл бы их все. Педики были существами слабыми, а Маноа терпеть не мог слабых мужчин. Маноа посмотрел на часы. Они показывали ровно десять часов вечера. Он слегка нагнулся, включил в машине радио и принялся настраивать его, чтобы слышимость была более четкой. По пятницам радио Гонолулу передавало старинные христианские гимны и песнопения, которые были завезены на Гавайи из Новой Англии миссионерами еще в девятнадцатом веке. Маноа, обладавший неплохим баритоном, стал тихонько подпевать хору, выводившему «Пусть моя душа славит Господа». Христианская религия, мало что значила для него. Ни разу в жизни он не переступил порога церкви и никогда не читал Библию. Но по неизвестной причине он любил старые религиозные гимны. О словах, правда, он не думал. Он, конечно, пел их, но представления не имел, что они значили, хотя на это ему было наплевать. Для него имела смысл, только музыка. Она возбуждала его как, наверное, будоражила его предков, которые и понятия не имели о том, что такое мелодия и гармония в музыке, до появления на островах христиан более ста шестидесяти лет назад.