Маноа мигнул и попытался заговорить. Его глаза следили за Саймоном. Тот же, приблизив лицо к уху детектива, прошептал:
— Я сын Алекс Бендор.
— Господи, — только и сказал Марвуд и отвернулся.
Саймон схватил Маноа под мышки и оттащил его ставшее тяжелым тело в ванную комнату рядом со спальней. Там Саймон положил детектива на диванчик и включил установку ультрафиолетового облучения на максимальную мощность. Маноа получал все по максимуму — максимальное количество тепла, максимальное время излучения. С минуту Саймон наблюдал за выражением лица детектива, пока не убедился, что тот понял.
— Да, — утвердительно кивнул он. — Именно таким способом ты отправишься в лучший мир.
Простыни на диванчике приобрели розовый оттенок, а затем малиновый. Саймон чувствовал, как усиливается жара. Он видел, как Маноа собирал силы, чтобы открыть рот, но так и не смог этого сделать.
Джон Канна обучил Саймона искусству составления ядов. Некоторые из них убивают, говорил Канна. Другие парализуют. Есть такие, которые поражают мозг, и такие, от которых человек слепнет. Яд — точно такое же оружие, как нож или меч. Или рука человека, или его нога. Учись готовить свои собственные яды — из сырой рыбы, скорпионов, из яблочных семечек, сливовых косточек, миндаля. Яды, которые быстро действуют и не оставляют следов. Свое умение Саймон использовал во Вьетнаме — и с большим успехом.
Он видел, как кожа Маноа покрылась потом, затем стала на глазах розоветь. Казалось, детектив молил глазами его помиловать. Саймон вышел из ванной.
В спальне он присел на корточки возле Марвуда и мягко перевернул его на спину.
Дипломат рыдал:
— Мне ужасно жаль, что все так случилось с вашей матерью. Правда, жаль. Она мне очень нравилась. Мы встречались еще в годы войны и отлично поладили друг с другом.
Он не сопротивлялся, когда Саймон снял с него пиджак, ослабил галстук и закатал его левый рукав.
— Великолепная женщина, — продолжал Марвуд. — Совершенно великолепная. Я познакомил ее с вашим отцом, знаете ли.
Саймон снова достал свой стерилизатор. Он выбрал еще один шприц и взял Марвуда за левую руку. Дипломат не оказывал ни малейшего сопротивления, зато продолжал говорить:
— У меня не было выбора. Честное слово, не было. Вы не знаете де Джонга. Это не человек — дьявол. Он просто из какого-то другого мира. Как это сказано — дьявол есть лев рыкающий, бродящий вокруг и ищущий, кого бы сожрать. Святой Петр. Послание пятое. Стих восьмой.
Саймон сделал ему укол в сгиб локтя. Марвуд, уставившись в потолок, затих. Саймон сделал еще несколько уколов в том же месте. Неожиданно Марвуд приподнялся и сел. Сначала он посмотрел на собственную руку, потом на Саймона.
— Героин, — сообщил ему тот. — Моя мама говорила, что вы любитель.
Марвуд нахмурился, потом улыбнулся.
— Правда? Как же она узнала, хотелось бы знать? Неважно. Она всегда была слишком умна.
Марвуд почувствовал, как его охватывает теплая волна и несет, несет...
— Никогда не принимал его таким образом. Я...
Он задергался, схватился за сердце и задохнулся.
Героин раздобыл Пол вчера вечером в баре для гомосексуалистов. Саймон не знал, что значит уколоться этим снадобьем, да и знать не желал. Точно так же он не знал, каких только пышных названий не удостаивалась эта отрава. А их было немало — молочный сахар, детская присыпка, порошковое молоко и все такое прочее. Какая разница? Просто в героин он добавил немного стрихнина, который Алекс хранила для того, чтобы травить крыс. Всего за несколько минут он убил Марвуда.
Саймон собрал одежду Маноа, отнес ее в ванную и аккуратно повесил на стул перед туалетным столиком. Там же он оставил револьвер тридцать восьмого калибра, принадлежавший детективу. Кожа Маноа начала дымиться. Саймон проверил показания прибора, увидел, что все они по-прежнему стоят на максимуме, и вышел.
В спальне он поднял Марвуда и уложил на кровать, в то время как Эрика укладывала пластиковые листы с марками в один из небольших чемоданов, принадлежавших Марвуду. Саймон достал из своего чемоданчика фуражку полицейского и надел ее. Затем он вынул три никелевые контейнера с героином, несколько листочков фольги, обожженную ложку и зажигалку. Все это он положил на ночной столик рядом с кроватью Марвуда. После этого он снял брючный ремень с Марвуда и крепко перетянул ему левый бицепс. Так поступает всякий наркоман, прежде чем уколоться.
Англичанин лежал на спине, закрыв глаза и широко разбросав руки. Он не двигался.
— С опозданием на сорок лет, — прошептал Саймон.
В гостиной Эрика с чемоданом в руках наблюдала за тем, как Саймон оттащил Алана Брюса на диван и налил ему водки в рот, а также облил воротник и грудь его рубашки. Телохранитель не был ни убит, ни парализован. Он просто находился без сознания и должен был пробыть в таком состоянии еще несколько часов. Когда он придет в себя, проблема пьянства при исполнении служебных обязанностей будет самой меньшей из всех, которые возникнут перед ним.
Саймон подошел к телефону и позвонил портье. Он назвался Аланом Брюсом и сказал, что сэр Майкл Марвуд просил его не беспокоить впредь до особого уведомления. По этой же причине он просил не соединять его номер, если последуют телефонные звонки.
Потом он подошел к Эрике, взял ее за руку и кивком указал на дверь. Она ушла первой. Саймон подождал десять минут и тоже вышел из номера, тихо притворив за собой дверь.
Лос-Анджелес
Август 1983
Джо Д'Агоста стоял под мексиканской раскидистой пальмой вместе с Саймоном Бендором и наблюдал за входом в больницу, где умирала Касуми Коль. Д'Агоста носил белую рубашку с короткими рукавами и брюки из полиэстера. На Саймоне были надеты белые джинсы и зеленая рубашка. Д'Агоста посмотрел в небо и сказал, что погода в Калифорнии на удивление холодная, и ему следовало бы привезти с собой свитер из Нью-Йорка. Конечно, у него был пиджак, но он одолжил его Эрике, которая стояла и разговаривала с Полом Анами на лестнице, ведущей в госпиталь.